Двухтысячелетию христианства посвящается
Мир тебе, читающий!
<часть 1><<читать >><часть 3><часть 4><часть 5><часть 6><часть 7><часть 8><часть 9><часть 10><часть 11><часть12>
Читал "последние слова" (много еще
их будет, последних) Радека, вспоминал Бухарина. И понимаю их всех, как последние сухие листья,
даже не листья, а желтые трубочки, в которые превращаются листья зимой. И некоторое свое личное
сокровенное желание, чтобы кто-нибудь из подсудимых вопреки всякому здравому смыслу открыл бы
те благородные мотивы, по которым он шел против Сталина, - все эти "благородные мотивы"
были в свою очередь когда-то своими личными листочками. Дерево осыпалось до последнего листика,
и остался ствол, черный, толстый, погруженный в мерзлую, засыпанную снегом, землю. Зима. Дерево
государственного рода стоит без малейшего листика, но стоит. И ты, гордый человек, опусти руки,
оглянись назад и замри, затаи в себе силу будущей жизни.
Что следует из этой цитаты, извлеченной из дневника М.М. Пришвина 1937 года? Следует то, что половая
цикличность, сезонность в природе распространяется и на общественные отношения, на исторические
события. И про это знал Пришвин, выученик странствующего малороссийского мудреца восемнадцатого
века Григория Саввича Сковороды. Ленин (осень) --> Сталин (зима) --> Хрущев (весна) -->
Брежнев (лето) --> Горбачев (cнова осень).
Сталинское время - жестокая зима, тирания мужского начала. Только единообразие, только одна официальная
идеология пролетариата, один-единственный взгляд, вид, мнение на тот или иной предмет. Только
скелет дерева - этого достаточно, а то, что оно вишня, яблоня, клен - ни к чему!
Что до деревьев?.. Все они похожи:
Не различить, где вишня, где айва,
Где яблоня с атласно-гладкой кожей, -
Всех уравняла белая зима.
(Ханбиче Хаметова, Зимний сад).
Вот трепещет ажурный рябиновый листик - это обреченный Мандельштам. Вот чудом задержался засохший,
искореженный плод, мощный сгусток энергии, кулак, зажиточный крестьянин - нет, нет, напрасно!
Вот лишние поросли, ответвления от основного ствола внизу, так называемые пасынки, может это и
есть Радек, Бухарин, Троцкий - но дерево должно самоочищаться, не желает оно быть кустарником,
тернием! Что же оставалось Пришвину? Cпрятаться в нивелированный ствол, слиться с ним.
Учись у них - у дуба, у березы.
Кругом зима. Жестокая пора!
Напрасные на них застыли слезы,
И треснула, сжимаяся, кора.
Все злей метель и с каждою минутой
Сердито рвет последние листы,
И за сердце хватает холод лютый,
Они стоят, молчат; молчи и ты!
Но верь весне. Ее промчится гений
Опять теплом и жизнию дыша.
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.
(Афанасий Фет).
После смерти Сталина время обновляется. Не зря Иосиф Виссарионович с подозрением косился на молодых
сподвижников: да, последующее стирает предшествующее. Так и хрущевская оттепель 1956 года отомкнула
весну, и та нагрянула и расплавила сердитые ледяные дворцы. А высокая, зеленая кукуруза по всей
России - это, конечно, зеленое знамя весны.
За весной - лето. Томный сад сочных солнечных плодов легкой промышленности затмевает тяжелый сталинский
костяк деревьев. Время зрелого социализма. Самоопьянение. Самовосхваление. Мнимая пора принимать
действительное за желаемое. Лето - женское начало. Мир тебе, Леонид Ильич Брежнев!
Но вот подошла трагическая пора года - осень. Если в весне мужское и женское начала нераздельно
связаны, можно сказать, изуродованы ради единства, то осень - демонстрация противоположностей
во всем их проявлении: один строит, другой разрушает.
Порыв к родству - рождение из двух.
Мужчины строили. А женщины стирали.
И в новый путь сиротство собирали:
На вечный рынок - ярмарочный круг,
Виток философической спирали.
(Николай Панченко, Стихи о голоде).
Готовностью угодить той и другой противоположности выбивает из-под себя монаршее кресло библейский
Михаил, уважаемый Михаил Сергеевич Горбачев. Увы, плоды коммунизма сгнили.
Очередь за "холодающим" Ельциным и его приемником, "холодным", "жестким"
Путиным. Но не сказано еще о первой осени коммунизма. Как с вечера, с захода солнца, зарождается
библейский день, так год начинается с осени. А эпохальный библейский год, известно, начался в
1917 году с Владимира Ильича Ленина. Он патологоанатом капитализма и неонатолог Октября. Он похоронил
негодные плоды отжившего строя и посеял новые семена. Названные здесь правители сравни богам,
и слава их будет расти, хотя не бывает она без поношения.
Я люблю озорницу весну -
Что поделать с девчонкой капризной?
Одевается в зелень одну
И на траур глядит с укоризной.
Только лето стократ мне милей -
Это девушка в платье венчальном,
В покрывале цветущих полей,
В пестрых лентах с лицом беспечальным.
Но бездомную душу влечет
К той, что только прекраснее стала
За тревожный и хлопотный год, -
К милой осени, доброй, усталой,
Что с дарами нелегких дорог
Как хозяйка взойдет на порог.
(Докс, Времена года).
Действительно, человеку ничего не остается, как принять время. А что, будешь судить грозную историю?
Cтанешь проявлять недовольство погодой? Может ли глина требовать отчета у горшечника? Впрочем,
и глину не будем укорять: если ей трудно разобраться в новых днях, что говорить о древних или
грядущих масштабах! - коммунизм (весна человечества) --> рабовладельчество (лето) --> феодализм
(осень) --> капитализм (зима человечества). Есть половые циклы еще масштабней: криптозой
(яйцо, зима природы) --> палеозой (весна природы) --> мезозой (лето природы) --> кайнозой
(осень природы). Каждая эпоха формирует структуру минеральной, растительной и животной жизни
в эгрегоре своего пола. Пол проецируется также и на пространство: восток (евнух, весна) -->
юг (лето, женщина) --> запад (осень, гермафродит) а север ( зима, мужчина).
Но куда мне, куда? К человечьей готической лжи,
По пределам страны, где я сам себе друг и попутчик?
Но куда же еще? Если знаешь, тогда укажи,
Может, снова туда, где восток, словно знамя, приспущен.
Может, к северу, там, где гремят и гремят кандалы,
Может к западу, где неподвижное солнце заходит,
Или к югу, где кровью и кистью Дарлы
Покупается право мечтать о любви и свободе.
(Сергей Пахомов, Элегия).
Интересно, что ступени, ведущие с юга на север, находятся под воздействием солнечного света. Обилие
солнца привязывает чернокожих к любви, нордическая же раса более склонна к мудрости. На севере
люди законопослушны, пешеход здесь пережидает красный свет светофора, даже если дорога свободна.
На юге всячески обходят законы, но стараются угодить друг другу в любви. Нетрудно догадаться,
что где-то на абстрактном севере живут евангельские "рабы" и те, кто постится, печалится,
а на абстрактном юге - евангельские "друзья", "женихи" и "cыны"
- те, кому должно радоваться.
Есть строенья, что ставятся сразу
Окнами прямо на юг.
В них теплей, в них приятнее глазу
И вроде бы меньше мук.
Бодр и весел, шучу я со всеми.
И не знают ни мать, ни друзья,
Что рожден я с глазами на север,
Ничего с этим сделать нельзя.
(Вадим Сикорский).
На ступенях, ведущих с востока на запад, чувствуется влияние лунного света: "полнолунное"
лицо человека с продвижением на запад "ущербляется". Выдающийся русский философ В.В.
Розанов так и назвал уравновешенных в половом отношении мужедев и свое исследование о них - люди
лунного света.
Половую цикличность и сезонность можно наложить и на очень мелкие пределы жизни: яйцо (зима)
--> личинка (весна) --> куколка (лето) --> имаго, взрослая особь (осень).
<часть 1><<читать >><часть 3><часть 4><часть 5><часть 6><часть 7><часть 8><часть 9><часть 10><часть 11><часть12>